Письмо Анны Ярославны отцу Ярославу
Мудрому...)))
«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька!
Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь
твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а
ныне французская королева. И куды ж ты
меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во
Францию, в Париж-городок, будь он неладен!
Ты говорил: французы — умный народ, а они
даже печки не знают. Как начнется зима, так
давай камин топить. От него копоть на весь
дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни
капельки. Только русскими бобрами да
соболями здесь и спасаюсь. Вызвала однажды
ихних каменщиков, стала объяснять, что такое
печка. Чертила, чертила им чертежи — неймут
науку, и все тут. «Мадам, — говорят, — это
невозможно». Я отвечаю: «Не поленитесь,
поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной
избе печка есть, не то что в каменных
палатах». А они мне: «Мадам, мы не верим.
Чтобы в доме была каморка с огнем, и пожара
не было? О, нон-нон!» Я им поклялась. Они
говорят: «Вы, рюссы, — варвары, скифы,
азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите,
мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то
нас с вами на костре сожгут!» А едят они,
тятенька, знаешь что? Ты не поверишь —
лягушек! У нас даже простой народ такое в рот
взять постыдится, а у них герцоги с
герцогинями едят, да при этом нахваливают. А
еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса,
отлупят его молотком, зажарят и съедят. У них
ложки византийские еще в новость, а вилок
венецейских они и не видывали. Я своему
супругу королю Генриху однажды взяла да
приготовила курник. Он прямо руки облизал.
«Анкор! — кричит. — Еще!» Я ему приготовила
еще. Он снова как закричит: «Анкор!» Я ему:
«Желудок заболит!» Он: «Кес-кё-сэ? — Что это
такое?» Я ему растолковала по Клавдию
Галену. Он говорит: «Ты чернокнижница!
Смотри, никому не скажи, а то папа римский
нас на костре сжечь велит». В другой раз я
Генриху говорю: «Давай научу твоих шутов
«Александрию» ставить». Он: «А что это
такое?» Я говорю: «История войн Александра
Македонского». — «А кто он такой?» Ну, я ему
объяснила по Антисфену Младшему. Он мне:
«О, нон-нон! Это невероятно! Один человек
столько стран завоевать не может!» Тогда я
ему книжку показала. Он поморщился
брезгливо и говорит: «Я не священник, чтобы
столько читать! У нас в Европе ни один король
читать не умеет. Смотри, кому не покажи, а то
мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами
заколют!» Вот такая жизнь тут, тятенька. А
еще приезжали к нам сарацины (арабы). Никто,
кроме меня, сарацинской молвою не говорит,
пришлось королеве переводчицей стать, ажно
герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-
то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное
страшно. Эти сарацины изобрели алькугль
(араб. — спирт), он покрепче даже нашей браги
и медовухи, не то что польской водки. Вот за
этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого
алькугля на Русь даже и одного бочонка не
пришло. Ни Боженьки! А то погибель будет
русскому человеку. За сим кланяюсь тебе
прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна
Ярославна Рюрикович, а по мужу Anna Regina
Francorum»...
из книги Мориса Дрюона «Париж от Цезаря до Людовика Святого».
Мудрому...)))
«Здравствуй, разлюбезный мой тятенька!
Пишет тебе, князю всея Руси, верная дочь
твоя Анечка, Анна Ярославна Рюрикович, а
ныне французская королева. И куды ж ты
меня, грешную, заслал? В дырищу вонючую, во
Францию, в Париж-городок, будь он неладен!
Ты говорил: французы — умный народ, а они
даже печки не знают. Как начнется зима, так
давай камин топить. От него копоть на весь
дворец, дым на весь зал, а тепла нет ни
капельки. Только русскими бобрами да
соболями здесь и спасаюсь. Вызвала однажды
ихних каменщиков, стала объяснять, что такое
печка. Чертила, чертила им чертежи — неймут
науку, и все тут. «Мадам, — говорят, — это
невозможно». Я отвечаю: «Не поленитесь,
поезжайте на Русь, у нас в каждой деревянной
избе печка есть, не то что в каменных
палатах». А они мне: «Мадам, мы не верим.
Чтобы в доме была каморка с огнем, и пожара
не было? О, нон-нон!» Я им поклялась. Они
говорят: «Вы, рюссы, — варвары, скифы,
азиаты, это у вас колдовство такое. Смотрите,
мадам, никому, кроме нас, не говорите, а то
нас с вами на костре сожгут!» А едят они,
тятенька, знаешь что? Ты не поверишь —
лягушек! У нас даже простой народ такое в рот
взять постыдится, а у них герцоги с
герцогинями едят, да при этом нахваливают. А
еще едят котлеты. Возьмут кусок мяса,
отлупят его молотком, зажарят и съедят. У них
ложки византийские еще в новость, а вилок
венецейских они и не видывали. Я своему
супругу королю Генриху однажды взяла да
приготовила курник. Он прямо руки облизал.
«Анкор! — кричит. — Еще!» Я ему приготовила
еще. Он снова как закричит: «Анкор!» Я ему:
«Желудок заболит!» Он: «Кес-кё-сэ? — Что это
такое?» Я ему растолковала по Клавдию
Галену. Он говорит: «Ты чернокнижница!
Смотри, никому не скажи, а то папа римский
нас на костре сжечь велит». В другой раз я
Генриху говорю: «Давай научу твоих шутов
«Александрию» ставить». Он: «А что это
такое?» Я говорю: «История войн Александра
Македонского». — «А кто он такой?» Ну, я ему
объяснила по Антисфену Младшему. Он мне:
«О, нон-нон! Это невероятно! Один человек
столько стран завоевать не может!» Тогда я
ему книжку показала. Он поморщился
брезгливо и говорит: «Я не священник, чтобы
столько читать! У нас в Европе ни один король
читать не умеет. Смотри, кому не покажи, а то
мои герцоги с графами быстро тебя кинжалами
заколют!» Вот такая жизнь тут, тятенька. А
еще приезжали к нам сарацины (арабы). Никто,
кроме меня, сарацинской молвою не говорит,
пришлось королеве переводчицей стать, ажно
герцоги с графами зубами скрипели. Да этого-
то я не боюсь, мои варяги всегда со мной. Иное
страшно. Эти сарацины изобрели алькугль
(араб. — спирт), он покрепче даже нашей браги
и медовухи, не то что польской водки. Вот за
этим тебе, тятенька, и пишу, чтобы этого
алькугля на Русь даже и одного бочонка не
пришло. Ни Боженьки! А то погибель будет
русскому человеку. За сим кланяюсь тебе
прощавательно, будучи верная дочь твоя Анна
Ярославна Рюрикович, а по мужу Anna Regina
Francorum»...
из книги Мориса Дрюона «Париж от Цезаря до Людовика Святого».